Александр ВИН - Когда смерть – копейка…
С этим явлением разумному человеку нужно бороться. И чем раньше он себя за этим занятием честно накроет, тем лучше. По двум причинам. Во-первых, приятный факт – раз мужик имеет возможность не считать копейки, то его благосостояние явно возросло. Это плюс. Второе, и не менее важное, – ещё не поздно как-нибудь изощриться и дать самому себе пинок в сытый зад, а после этого заставить себя же насильно пользоваться мелкими медными деньгами. Хотя, несомненно, этим будут сильно изумлены некоторые знакомые продавщицы и юные девочки, случайно оказавшиеся за твоим плечом у газетного киоска.
Я внезапно тогда понял, что копейки – это ведь часть моего труда, приятель, как и крошки хлеба на моём обеденном столе. Некоторые могут позволить себе смахнуть эти ненужные крошки, да и надоедливую мелочугу в сторону, в мусор… Это их право, это их жизнь. Ну, а если всё-таки задуматься о том, что кому-то рядом в этот самый момент без этих крошек и крошечных копеек может быть очень и очень плохо…
Я думаю, что наш Серёга сохранял ещё какую-то гордость, считал, что ещё немного, ещё один шанс и он выкарабкается, поднимется на волну, опять станет оттопыривать свой пиджак привычным когда-то бумажником. Стыдился своих мелких, пока ещё, как он считал, денег…
Панасенко пожал плечами.
Капитан Глеб Никитин и не ждал от приятеля большего.
– Теперь снова о нашем случае. Мелочь в костре была именно в стеклянной кофейной банке. Если кто-то задумывал бы устроить в костре фейерверк из копеек, то вряд ли стал бы специально подбирать именно такую экзотическую тару. Деньги до того уже были в этой банке. И её со всем содержимым просто положили в костёр.
Кто из нас пьёт кофе? Кто мог использовать пустую банку как копилку? У меня дома стоит такая же. Иногда я отношу её старушке-продавщице в газетный киоск по соседству. В благодарность она всегда оставляет мне «Спорт-Экспресс».
Я трижды предлагал кофе Вадику и он трижды с отвращением отказывался. Я выяснил, что кофе с удовольствием пьет Данилов, но это же глупо… Ты тоже употребляешь этот напиток иногда, но подозревать тебя во взрыве было бы ещё глупее. Марек, как я понял, от хорошего кофе никогда не отказывается. Особенно в гостях.
И Серый очень любил кофе. Тратил на него, насколько я понимаю, свои последние небольшие деньги.
Думаешь, зря тогда Жанка на сороковинах так внезапно закричала: «Убью дурака…!». Нет.
Когда с пирогом этим злосчастным, с копейкой-то запечённой, всё так получилось, она и вспомнила, где видела раньше кофейную банку с мелочью-то! Воспоминание резкое было, стрессовое, связанное с Назаром, вот она на него тогда и вызверилась. А видела Жанка эту банку на подоконнике, когда они с Назаром зимой на даче у Серова были! Именно там, на веранде, когда готовила мужикам перекусить, она и заметила мельком стеклянную банку с деньгами! Подумала на Назара, на его разборки с Мареком.
Кто ей Серый-то… Так, эпизод. Там у него сейчас другая копилка стоит, такая же, он её и не подумал прятать. Кстати, помада на стакане в домике осталась от Жанки. Серый накануне её водкой отпаивал, когда она за своими вещами к нему заскакивала.
Невнимательно наливая по чашкам почти остывший чай Виталик спросил.
– А почему же полиция не нашли монеты в костре?
– Потому, что они копались именно в костре, в самом пепле. А почти все монеты взрывом вынесло в сторону, в дальний песчаный бугор и в деревья. Кто там у вас так хорошо костровище-то кирпичами укреплял?
– Серый…
– Ну, вот. С вечера он приехал на берег и подложил снаряд. Из-за того, что был страшно пьян, банку с монетами поверх снаряда положил криво и неглубоко, хоть и присыпал немного песком. От первого же огня пластмассовая крышка расплавилась и мелочь просыпалась вниз.
– Вот и получается, что он сам одновременно мужиков и гробил спьяна, сам же своей любовью к аккуратному костровищу и спасал. Всю эту дребедень из костра по желобу между кирпичами и вынесло…
– Видать, не всю…
– Теперь про узел. Про тот, которым верёвка у Серёги на шее была затянута. Марек всё твердил вчера: «Бабский, бабский!». Это он со слов свояка-мента, как попугай, нам про это спешил докладывать! А я уверен, что там был просто непривычный для обыкновенных людей узел, не бантик, не ботиночный, а вроде как путаный, с выкрутасами! Решили, что женщина его впопыхах вязала, накрутила кое-как… Если бы Марек сам видел ту петлю, то сразу же понял бы, что это морской узел! Испанская удавка или что-то похожее на неё. Мы все в мореходке от таких узлов по молодости в восторге были. Серёга, думаю, тоже. На прощание ему та наука и пригодилась…
– Стой, стой, Глебка! Погоди-ка…
Возбуждённый неожиданным погружением в тайну, Виталик подпрыгнул и чуть было не поднял, как первоклассник, руку выше плеча, напрашиваясь на правильный ответ.
– Теперь я! Знаю! А снаряд он на своем огороде выкопал! Вот! У них же дача-то на целине, около свалки. Там же на полях после войны полигон был, мне батя про него много чего рассказывал!
– Разоблачённая тайна сто́ит меньше, чем лопнувший пузырь.
Остывший чай с утра шёл тоже неплохо.
Капитан Глеб с жадностью, одним глотком, отпил почти половину чашки.
– И это может быть верным. Я в субботу, пока вокруг его домика бродил, в ведре с водой, на улице, под водостоком, хвостовик минометный увидел. Не стал ничего об этом Серого спрашивать, тревожить зря, но думаю, что на своём огороде он эти штуки мог находить, когда новые куски земли под картошку по весне осваивал. Но, скорее всего, Серёга эти сюрпризы на реке, в обрывах для чего-то специально выкапывал, когда монеты старинные ходил искать. Вполне возможно, что он придумал продавать кому-то снаряды от безденежья.
– А чего ж он так долго терпел?! Ну, не вешался-то…? Если тебя послушать, то совесть-то его месяц с лишним мучила?
– И здесь совпадение. После трагедии он понял, что натворил, закрылся от всех в своей избушке, переживал. Боялся, что в полиции в конце концов всё поймут и к нему с наручниками нагрянут! Наивно надеялся на что-то волшебное, ждал со дня на день, что ему как-то крупно повезёт. Но, ведь сам понимаешь, если долго ждать, когда придёт жизнь, то всегда приходит смерть.
Больше месяца Серёга был практически один на один со своими мыслями и с совестью. А тут в последние дни мы к нему всем списком по очереди стали наведываться.
Данила, который морду от него раньше кривил, и дочку которого он убил, сам внезапно пожаловал, денег для пацана дал! Потрясение, да ещё какое!
Марек приехал, по-доброму с ним поговорил, тоже ни с того, ни с сего помочь деньгами обещал….
Вроде всё так неожиданно хорошо получалось, все не такими уж и гадами оказались, а он тут такое натворил, заварил всю эту сложность, которую уже никак никому не исправить. Да и ещё, я уверен, Серёга думал, что в невиноватого Назара именно из-за той самой истории и стреляли.
Я его нервам тоже сильно добавил.
Виталик с тревогой, а капитан Глеб с печальным упрямством внимательно посмотрели друг другу в глаза.
– И был при этом прав! Но я же ведь предупредил его об опасности – это долг всякого порядочного человека.
Понимаешь, я нарочно надавил в разговоре на то, что вроде как все улики по организации взрыва указывают именно на Марека. Подробно, на пальцах, расписал Серому историю про серьёзный денежный конфликт Марека с Назаром; про то, как Марек первым ковырялся в костре и потом поспешно убежал от него в сторону; про кофейную банку любимого азбелевского сорта; напомнил, как курсантами мы мелочь собирали, а Марек, мол, хоть и военный, но всё равно такие же штаны носил. И про всё остальное, так же, с нажимом.
Я и сейчас уверен, что Серёга всё понял и принял на свой счет. Он знал, что я могу в любое время про всё это рассказать в полиции. И тогда возникали бы два варианта развития событий.
Первый. Если я ошибаюсь и официально обвиню Марека, то за того серьёзно возьмётся полиция и будут огромные проблемы… А после такого душевного разговора с Мареком по деньгам Серёга очень не хотел бы причинять тому какие-то неприятности по этой теме.
Второй вариант. Если я блефую и не буду ни в чём обвинять Марека, то полиция в конце концов обязательно выйдет на него, на Серого, – это дело всего лишь времени и тогда….
Тогда выхода у него нет. Позор, будет очень стыдно, да и деньги для сына, те, что Герман дал, и те, что Марек обещал, пропадут, они же наверняка заберут всё обратно.
– И ты ему так всё и сказал?! Так может, Глебка, это он из-за твоего разговора в петлю-то…?
Взгляд капитана Глеба Никитина был тёмен нечеловеческой усталостью.
– Может. Уверен, что каждый из нас имеет то, что заслуживает и отвечает за всё то, что сделал. Я рад, если помог Серому успокоиться…
